Глава 4

Между тем Гарри, окончив вальс, повел свою даму к двери кабинета.

– Я сейчас вас согрею, – шептал он, – там топится камин, и никто туда не войдет.

Его тешила мысль остаться наедине с красавицей и упросить ее снять кружево с лица.

Лакей распахнул перед ними двери кабинета.

«Сейчас я увижу ее рядом с собою, – подумал Гарри, – зеркало висит как раз против двери».

Они входят. Что за странность: Гарри видит себя в зеркале, но одного; рядом нет ничего; видно только, как лакей закрывает дверь.

Прежде чем ошеломленный Гарри мог что‑либо сообразить, спутница увлекает его на низенький диван, кладет себе под руку мягкую подушку. Она это делает с таким видом, точно бывала не раз в этой комнате.

Грациозным движением вытаскивает розовую сердоликовую булавку и откидывает кружево.

Если через кружево она казалась красавицей, то теперь она была еще лучше.

Гарри позабыл весь мир: он соскальзывает с дивана на ковер к ногам красавицы и кладет голову на ручку дивана.

Дама наклоняется низко‑низко;

Гарри чувствует одуряющий запах лаванды и неизъяснимую сладкую истому. Глаза сами собой закрываются.

Он сознает, как сквозь сон, что холодные пальчики с острыми ногтями ищут расстегнуть ворот его костюма…

Вдруг дверь с шумом открывается: это Райт и Джемс, вопреки настоянию лакея, входят в кабинет.

Женщина поднимает голову, и взгляд, полный злости и ненависти, на минуту останавливает молодых людей.

Она встает, а Гарри безжизненно падает на ковер. Он в глубоком обмороке.

Райт бросается к незнакомке, чтобы задержать ее; но уже поздно. Она у двери, портьера скрывает ее.

Друзья, не зовя слуг, освещают и обыскивают все: спальню, уборную – никого. Все двери заперты и заложены изнутри.

Гарри кладут на диван и приводят в чувство. Первое его слово о красавице.

Райт старается уверить его, что он ошибся, что душный воздух зала был причиною его обморока.

– Полноте, я отлично все помню. Она была здесь; вот и подушка, на которую она опиралась; вот и ямка от локтя; затем он быстро нагибается, что‑то поднимает и с торжеством, показывая сердоликовую булавку, восклицает:

– А это что? Вы и теперь будете отрицать ее существование! И какая у вас цель? – и ревность, горячая ревность загорелась у него во взгляде.

– Полно, Гарри, только не это! – вскрикивает Райт.

– Мне одно странно, – продолжает Гарри, – когда мы вошли, я не видел ее в зеркале, хотя она и была рядом со мной.

При этих словах Джемс вздрагивает и испуганно смотрит на Райта.

– Все это мы разберем после, а теперь нельзя оставлять гостей одних, – благоразумно замечает капитан.

Гарри послушно поднимается, и все выходят из кабинета.

Джемс берет капитана под руку и шепчет ему:

– А мне эта история не нравится; тут что‑то неладно… И скажи, где я ее видел, а что видел, то это несомненно.

– А заметил ты странность, – продолжал Джемс, – в спальне Гарри, на обеих стенках его кровати, есть знак пентаграммы? Видел ты его?

– Пентаграммы? Ты хочешь сказать о том каббалистическом знаке пятигранной звезды, что, по преданию, в средние века употребляли как заклинание против злых духов?

– Ну, да, – подтвердил Джемс.

– Неужели Гарри сам велел их приделать к спинкам? Я ясно рассмотрел; они не входят в рисунок кровати, а помещены сверху.

– Не вижу тут ничего особенного, – сказал спокойно Райт. – Знак пентаграммы, видимо, почему‑то был любим бывшим владельцем замка. В вещах, перешедших к Гарри по наследству, он часто встречается, и я видел золотую цепь, на которой висит знак пентаграммы из чистого золота, усыпанный бриллиантами. Вещь в высшей степени художественная, и Гарри сказал, что она нравится ему больше всех остальных вещей и что носить ее он будет охотно.

– Райт, мне необходимо сегодня же говорить с тобою, – заявляет Джемс.

– Хорошо, когда проводим гостей. Смотри, к тебе идет твоя испанка.

– А, ну ее к черту, не до того теперь! – ворчит Джемс.

Веселье, ничем не нарушаемое, царит в залах; гости по‑прежнему танцуют, пьют, любезничают. Только хозяин стал холоднее; он не замечает ни страстных взглядов, ни вздохов, ни милых улыбок, которыми щедро дарят его красивые и некрасивые особы женского пола.

Он молча бродит по комнатам.

Красавица в голубом платье как внезапно появилась, так внезапно и исчезла, унеся с собою и веселье хозяина.

Джемс тоже потерял охоту к флирту. Он хотя и ходит под руку со своей дамой и говорит любезности, но, видимо, думает о другом и сильно озабочен.

Испанка, не зная, как вернуть к себе внимание своего кавалера, предлагает пройтись по саду.

Они спускаются. Сад красиво освещен, но довольно свежо, и публики немного.

Подходят к обрыву. Долина залита лунным светом, под ногами блестит озеро.

– Как странно, – говорит испанка, – погода ясная, а по скале тянется полоса тумана.

И правда: с середины горы, кверху, поднимается столб белого светящегося тумана: он ползет выше и выше и пропадает в соседних кустах.

– Если б я не была с вами, – шепчет нежно испанка, прижимаясь к Джемсу, – я бы боялась этого тумана: в нем точно кто‑то есть.

Как будто в подтверждение ее слов из кустов выходит женщина в белом платье и легкой походкой направляется в замок.

Джемс и слегка упирающаяся испанка следуют за ней.

«Кажется, я не видел еще этой маски, – думает Джемс, – и она хороша, не хуже «той».

В зале белую фигуру тотчас же окружает рой кавалеров и увлекает в танцы.

Белое легкое платье, как облачко, носится по залу. Золотистые локоны рассыпались по плечам, и их едва сдерживает венок из мертвых роз. Лицо плотно укутано газом, только большие голубые глаза ясно и ласково осматривают всех.

Маска имеет большой успех.

Но больше всех за ней ухаживает молодой корнет Визе, одетый словаком; он, как тень, следует за ней всюду. Да и она сама, видимо, выказывает ему предпочтение.

Так что понемногу кавалеры отстают, и словака с белой дамой предоставляют друг другу.

Глава 5

Начинается разъезд.

Гарри стоит наверху лестницы, откланиваясь и благодаря. Он уже без маски.

Залы мало‑помалу пустеют. Огни гаснут.

По комнатам быстро проходит молодой человек в костюме пажа и спрашивает лакеев, не видели ли его товарища, корнета Визе, в костюме словака, – белая, широкая, с открытым воротом рубашка.

Одни не видели, другие заметили, как он проходил с дамой в белом платье, с цветами в волосах, но где сейчас, не знают.

Паж еще раз пробегает темные уже залы. Визе нет.

* * *

«Амурничает в зимнем саду!» – проносится в голове товарища, и он спешит туда.

В саду все погашено, и он освещен только светом луны через огромные зеркальные стекла.

При изменчивом и неверном свете предметы принимают какие‑то неясные и сказочные очертания. Листья пальмы образуют хитрый узор; темный кактус выглядит чудовищем; филодендрон протягивает свои лапы‑листья и точно хочет схватить; вот там в углу, под тенью большой музы, точно раскинулось белое, легкое платье; а здесь от окна, по песку, тянется белая полоса, точно вода.

– Визе, тут ли ты? – окликает паж.

Тихо. Фу, как тут сыро, – думает паж и в самом деле, из темного угла к дальнему открытому окну плывет полоса тумана. Она колеблется и от ветра и лунного света странно меняет очертания; в ней чудятся то золотистые локоны, то голубые глаза. Туман уплывает в окно.

– Визе! – еще раз окликает паж.

Из‑под листьев большой музы раздается стон. И то, что паж принял за белое, дамское платье, оказывается белым костюмом словака.

Визе лежит на полу и болезненно стонет.

– Что с тобой! – ответа нет.

Испуганный паж бросается в комнаты за помощью и возвращается в сопровождении доктора, Райта и слуг. Приносят свечи.

Визе поднимают и садят на садовую скамейку. Он бледен и слаб.

На участливые расспросы товарища вначале он молчал, а потом рассказал какую‑то сказку. Он много танцевал, много пил, затем устал и пошел отдохнуть в зимний сад вместе с дамой в белом платье.

Тут он объяснился ей в любви, и она дала согласие на поцелуй.

Газовый шарф был снят. Но когда он наклонился к ее лицу, она так пристально смотрела ему в глаза, что он растерялся и не мог двинуться с места.

Дама закинула назад его голову и укусила его в горло.

Но ему не было больно, а, напротив, такого наслаждения он никогда не испытывал!

С помощью товарища Визе поднялся и, раскланявшись, уехал в город.

* * *

– Натянулся паренек‑то изрядно! – пошутил доктор.

Когда отъехал последний экипаж, то на востоке уже показались первые лучи солнца.

Все были так утомлены, что через час замок спал так же крепко и повсюду, как и в спящей красавице.

Джемс, желавший немедленно говорить с Райтом, похрапывал так же исправно, как и сам Райт.

Глава 6

На другой день вечером все общество собралось в столовой.

Гарри был угрюм, несмотря на целую кучу писем и визитных карточек, выражавших благодарность и восхищение за вчерашний роскошный праздник.

Несколько более знакомых лиц явилось лично благодарить его.

– А слышали новость? – спросил вновь вошедший аптекарь, не успев даже и поздороваться, – умер скоропостижно корнет Визе. Я был у него.

– Как, что, расскажите! – послышались вопросы. Довольный общим вниманием, аптекарь начал:

– Вчера на балу с Визе был обморок.

– Обморок? А я и не знал, – сказал Гарри.

– Да, его товарищ корнет Давинсон нашел его без чувств в зимнем саду, – продолжал аптекарь. – Визе был выпивши и бормотал какую‑то чушь. Но потом он оправился и они прямо с бала поехали в лагерь в офицерскую столовую. Там обильно позавтракали. Визе был здоров, хотя и очень бледен.

Собирались к часу ехать в город с визитами, но вдруг в 12 часов Визе объявил, что он так устал и так хочет спать, что не в силах держаться на ногах.

И правда, он очень ослабел, так что только с помощью Давинсона добрался до своей палатки и упал на постель.

Больше не суждено ему было с нее встать.

Перед вечером денщик нашел его мертвым. Лицо спокойное, даже радостное, а в кулаке зажата поблекшая мертвая роза‑ненюфар. Надо думать, дорогое воспоминание прошедшего бала, – ораторствовал с азартом аптекарь.

Все жалели покойного: корнет Визе был еще так молод!

Многие, в том числе и Гарри, спрашивали, когда похороны, и тут же условились поехать отдать последний долг усопшему.

Только Джемс и Райт угрюмо молчали…

Закурив сигары, они откланялись обществу и вышли в сад на обрыв.

– Ну, что? – первый прервал молчание Джемс. Райт молчал.

– Не прав ли я, дело неладно. Я едва ли ошибусь, если скажу, что участь Визе грозила вчера и Гарри.

Райт все молчал.

– Что ты молчишь, как истукан! – вспылил Джемс.

– Что ты пристал ко мне! Разве я что понимаю в этой чертовщине, – огрызнулся Райт.

– Не сердись, голубчик, подумай, что нам делать, – просил взволнованно Джемс.

– Если б это были команчи или туги – дело другое, а тут я ничего не понимаю, – хмурясь, ответил Райт.

– Но я ее видел, но где, когда? А видел, видел, – не унимался Джемс.

– Ты говоришь «она», а кто она? Дама в голубом платье, а что мы можем о ней сказать?… Видение в Охотничьем доме и вчерашняя маска. Да, быть может, это совпадение! А если предположить, что мы видели ее призрак прежде, чем увидели ее самое. Разве ты не знаешь: «Есть много, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам!» – задумчиво говорит Райт. – Но где тут опасность? – как бы про себя продолжал он.

– Где опасность? Вот в том‑то и вопрос! А что опасность есть, то это я чувствую, чувствую, – горячо убеждал Джемс.

– Да еще бы тебе не чувствовать опасности или преступления, на то ты и Шерлок Холмс, – засмеялся Райт.

– Ладно, посмотрим, кто будет смеяться последним! – сердито проворчал Джемс и, круто повернувшись, ушел в дом.

* * *

Райт еще долго сидел на краю обрыва, куря сигару за сигарой, машинально следя за колечками дыма, и тяжелое предчувствие томило его сердце.

Глава 7

После бала прошла неделя. Веселая жизнь в замке плохо налаживалась.

Гарри с утра до вечера делал обещанные визиты, что очень утомляло и раздражало его.

Райт молчал, как истукан, а Джемс, всегда веселый и живой Джемс, просто переродился. Целые дни он сидел у себя в комнате, обложенный книгами и словарями. Причем он тщательно скрывал свою работу.

Только один Карл Иванович имел доступ в его комнату. Да и вообще за последнее время Джемс очень сдружился со стариком и много ему помогал в разборке архива и библиотеки.

Таким образом на доктора и Смита упала вся забота о веселье замковых гостей. Они усердно устраивали облавы на коз и зайцев; ездили с гостями на вечерние перелеты уток; травили лисиц…, и все, по обыкновению, кончалось обильными ужинами и вином, но все это было не то, не прежнее.

Рассеянность и какая‑то нервность хозяина давали себя чувствовать.

Доктор часто ворчал себе под нос:

– И что это с Гарри, влюбился, что ли, он на балу? Да в кого? Говорят, была какая‑то красавица в голубом платье. Не она ли? – соображал толстяк.

Был у доктора и пациент – молодой поденщик, но он не доставил доктору много хлопот: захворал ночью, а к закату солнца и умер.

На вопрос Гарри о причине смерти доктор ответил:

– А черт его знает, точно угас!

В деревне также было два случая смерти и также почти внезапной.

Но так как умирали люди бедные, то никто на это и не обратил внимания.

В обоих случаях Джемс и Карл Иванович лично вызвались отнести помощь, пожертвованную Гарри.

Угнетенное состояние духа хозяина замка заразило, наконец, и гостей. От охоты и поездок понемногу начали отказываться или уклоняться.

* * *

Доктор выходил из себя, не зная, как развлечь общество. Он предлагал то то, то другое; устраивал кавалькады, карты, игру на бильярде и т, д.

Он зорко следил за малейшими желаниями и нуждами гостей.

– Что с вами, – обратился он однажды к молоденькому мальчику Жоржу К., – вам что‑то нужно, не стесняйтесь.

– Я бы хотел другую спальню, – стыдливо сказал мальчик.

– Почему? – осведомился доктор.

– Видите ли, моя…, моя очень холодна, – сказал, краснея, Жорж.

– Холодна летом? – удивился доктор, но видя, что Жорж покраснел еще более, проговорил:

– Хорошо!

Вечером он увел Жоржа к себе в комнаты и начал расспрашивать.

– Вы не стыдитесь, мой милый, доктору, что духовнику, все можно сказать.

– Ах, доктор, как я вам благодарен, но мне, право, неловко, – бормотал мальчик.

– Смелее, смелее, я курю и на вас не смотрю, – шутил доктор.

– Еще там в деревне, в гостинице, она приходила ко мне, – начал Жорж.

– Кто она?

– Она, красавица, с черными локонами и большим гребнем…

– Ну, дальше, – поощрял доктор.

– В Охотничьем доме она опять была у меня и оставила голубой бант, вот этот, – и Жорж вынул из кармана голубой шелковый бант.

Доктор взял его и, рассмотрев, весело захохотал:

– Жорж, милый, да ведь это тот самый бант, который наш повеса Джемми преподнес вам в день осмотра замка. Припомните.

– Но я же бросил его, – пробормотал мальчик.

– Что из этого, кто‑нибудь из слуг видел шутку Джемми и отнес бант в вашу комнату. У нас очень строго следят за чужими вещами, – проговорил доктор, – мистер Гарри в этих случаях неумолим.

– Не знаю…, быть может…, вы и правы, доктор, но… – и Жорж замолчал.

– Ну, а еще видели вы ее?

– Да, видел.

– Как, где, когда? – торопил доктор.

Вчера, в моей спальне. Она еще похорошела и говорит, что любит меня и даст мне счастье, – совсем застыдившись, проговорил Жорж.

Доктор молчал.

– Она даже обняла меня и хотела поцеловать, но потом раздумала и спросила, зачем я ношу вот это, – и при этих словах Жорж показал черные мелкие четки с крестиком. – Это благословение бабушки: она привезла их из Рима, – пояснил он.

А еще она пообещала подарить мне розу.

– А потом что было? – спросил заинтересованный доктор.

– А потом…, потом я уснул, – сказал конфузливо Жорж. – Мы так много играли в этот день в лаун‑теннис, и я был очень уставшим, – прибавил он.

– Знаете, Жорж, ложитесь сегодня у меня в кабинете на кушетку, на которой сидите. Спальня у меня рядом и дверей нет, а только одна портьера.

Так что мы, не стесняя один другого, будем спать как бы в одной комнате.

Жорж, видимо, с радостью согласился.

Приготовили постель.

Доктор, по обыкновению, запер дверь на ключ и ушел в свою спальню.

Он, благодаря кочевой, полной приключений жизни, привык спать чутко, и вот среди ночи ему послышались шаги и подергивание двери, ключ от которой лежал на его письменном столе.

Доктор живо встал и заглянул за портьеру.

Жорж стоял у двери и старался ее открыть. Глаза его были плотно закрыты.

– Э, да ты, голубчик, лунатик, – прошептал доктор. – Это интересно.

Жорж между тем вернулся к кушетке и лег на нее.

Доктор подошел к окну, отдернул занавесы и открыл одну половинку. Лунный свет наполнил комнату.

– Понаблюдаем! – решил доктор и уселся в кресло в своей комнате так, чтобы видеть кушетку и окно.

Жорж спал спокойно. Незаметно для себя уснул и доктор.

* * *

Рассвет застал доктора в кресле. Протерев глаза, он вспомнил приключения ночи и первым долом подошел к кушетке.

Жорж спал тихо и спокойно, на груди у него лежала свежая пунцовая роза.

Доктор взял ее, повертел и поставил в вазочку на свой письменный стол.

– Досадно, что я не видел, как он ухитрился вылезти в окно и спуститься в сад, а что он лунатик и ходит ночью – доказательство налицо, бормотал доктор.

Доктор оделся и тогда уже начал будить Жоржа.

– А, это вы, доктор, как я рад! – потом поискав вокруг себя, Жорж спросил:

– А где же роза?

– Какая роза?… – притворился доктор непонимающим.

– Она была, дала мне розу, вот такую же, как стоит на вашем столе, и велела снять вот их. – Он указал на четки.

– Полноте, Жорж, ни розы, ни красавицы не было. А дам я вам сегодня снотворного.

Не говорить же ему, что он лунатик! – подумал доктор.

– А теперь нас с вами ждут к кофе. Торопитесь.